Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одену коричневую штормовку и пойду по городу блядовать… Выгодное дело! – он вынул из какой-то ветоши довольно-таки побитую скрипку и стал вращать её над головой, – Вот! Страдивари! Подарок суфражистки за мою неутомимость. Она в свою очередь позаимствовала эти дрова в музучилище имени Мола Гнилоу. С женщинами иногда выгодно иметь дело! Они помнят уроки любви и делясь подпрелостями, одаривают потом гнильём!
– …с фонарём в заднице он бродил по улицам чужого города и иногда выл по-волчьи! – осклабился Нерон, – Искать себе на это место приключений! Философа-дилетанта потянуло на места преступлений юности. Обещанка – моя манка! Давай-давай, сынок! Дерзай по-хорошему!
– Э-ех! Нет в вас ничего высокого! Ничего святого! Я людей ищу!
И Кропоткин выдал какую-то совершеннейшую цыганщину, не заботясь, как себя чувствует в гробу маэстро Страдивари.
– Хватит! Хватит! – сразу закричал Гитболан.
– А-а? Ну, давай! Бруши! – поддакнул ему Нерон, – Может, кто и отыщется! Иногда в навозе попадаются такие жемчужины, что дух захватывает!
– Нет! В этом что-то есть! – мечтательно промолвил Кропоткин, – Пойдём блядовать вместе! Чем чёрт не шутит! Ты ж видишь, куда мы попали! На Сатурне и то больше жизни, чем здесь! Мы должны научиться сами себя развлекать и тем спасаться от сумасшествия!
На этом разговор небожителей завершился.
– Ну! Блядовать, так блядовать! – погрозил кому-то неизвестному Нерон, – Теперь будут блядки без оглядки!
Глава 5. В Летнем Сквере
Летний Сквер был залит весенним солнцем и радостен, как щенок. В гигантской шляпе а-ля Pushkine на скамье сидел стройный джентльмен с поднятым воротником. Недалеко в песочнице копалась пара белых карликов, постоянно ссорясь и выражая недовольство резкими визгливыми голосами. У обоих было по два больших торчащих зубы спереди и они были чрезвычайно похожи на кроликов, сбежавших с фермы. Милиционер тронул гражданина за плечо, и в глаза его взглянула натуральная обезьяна в бакенбардах, которая тут же заорала ему в лицо:
«Ждут меня златые дни,
Очи васильковые,
А сейчас кругом лишь пни,
Да и те – х…е! Не замай, шустрик!»
Милиционер потребовал у разнузданного типа документы и, как ни странно, получил.
– Так так, – сказал он, – Мендель Шлёмыч Франкенштейн по паспорту?
– Да-с! Что, без вопгосов не видать? Перевёгтыш в фогме! – недовольно отгеагировал допгашиваемый – Одесса-мама! Кгасноярск – папа! Пгоездом по делам фигмы! Выпимши мы! А где тут пи-пи? На забог?
– Вопросы задаю я! – поставил на место лояльного гражданина ментяра с лицом младенца.
– На месте Эйфелевой башни была яма, в которую сваливали тгупы гугенотов… А что было на месте Летнего Сквега? Вы не знаете!
– Когда? То у них яма, то – канава! Могг навегное! Что тут могло быть на месте? Тут везде был морг! И везде кого-нибудь сваливали! Ямы тоже везде были! Хотя ни гугенотов, ни енотов не припомню. Жлобы тут жили!
– Нет, теперь там высится железный член! А здесь был морг, говогите? Вот беда! А что будет, по-вашему?
Милиционер, убедившись в полной лояльности пушкинской обезьяны, отбыл, а примат в шляпе аккуратно завернул паспорт в клеёнку, поплевал на неё для верности и засунул клеёнку в задний карман брюк. После этого он принялся читать газету, держа её, как всегда – вверх ногами и причмокивая гениальными эфиопскими губами:
– Боец Петров, сражённый СПИДом, отбросил кони на юру. Пришёл конец его обидам на склоне лета ввечеру. Лежит он в поле и не знает, что чёрный дрозд в лесу поёт, а над Парижем пролетает его фанерный самолёт! Если в Клошмерли случается скандал, то в Питерстоне – происшествие. Всё!
– Это не всё! Это – хуже, чем всё! Вы всегда будете делать ням-ням-ням, когда остальные делают бай-бай? – вдруг заверещал карлик в песочнице! Нет! Не всё! Мент ушёл? Ушёл, посконь!
– Давай!
Нерон отодвинул другого ушастого карлу, запыхтел и закопошился около какого-то довольно позорного с виду ящика, из которого торчали две антенны и спутанные проволоки. Ящик он откопал только что в песке, где его, по всей видимости, и прятал.
Он увидел себя на планете Ибрис в кругу весталок, посвящающих добровольцев-фарисеев в культ Кибеллы. Планета была такая маленькая, что огромное число людей, возжаждавших отхлебнуть языческого мёда из медных грудей божества, было непередаваемо велико.
– У нас не ересь какая-нибудь! У нас эзотерическое учение на 22-х языках! – крикнул чёрный дрозд с галерки.
– «Кабала» что ли, мать вашу?
Нерон как в лужу пукнул. Это действительно была «Кабала». Две зелёные ящерицы с янтарными глазами везли тяжёлую инкунабулу на одноколёсной гулаговской тележке и устало пыхтели. Им было тяжело тащиться по липкой грязи. Их тонкие голенастые ноги были по голени заляпаны жидкой субстанцией. Пробегающий было рядом жук – навозник успел прокатить свой ароматный шар перед носом трудолюбивых ящеров, и, избежав столкновения, только оглянулся на процессию и пошевелил революционными вольфрамовыми усами. Кондитерские крысы в белых крахмальных передниках молчаливо посматривали по сторонам света.
Одна из крыс усмехалась.
– У нас здесь и пахнуть не должно злобой дня! Ни… не должно! – сказал она со злобой, и поперхнулась.
Он таки повернул какой-то рычаг, и механизм закрутился, заверещал, затеплился не на шутку.
– Включить антиблинный штрассюлятор Гомонойгера!
– Есть, сэр!
– Продувка один! Расклинить клапана!
– Есть сэр!
– Возгонка серной кислоты! Маргиналинг!
– Есть, сэр!
– Дриблинг!
– Есть, сэр!
– Давление в пульпе!
– В норме!
– Внутривенное?
– Есть, сэр! Нормальное!
– Тонус?
– Ничего!
– Факинг?
– В норме!
– Турбулентность?
– В норме!
– Реверберация?
– В норме!
– Фрикции?
– Стабильные!
– Пуск!
Фр-р-р-р-р-р-р-р-р-р-р!
– Нах поехали! Ёкол! Что ж ты?…А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
По широкому пылающему проспекту в золотой квадриге несся Нерон, простирая руку к уже не видному за гарью и дымом равнодушному солнцу. День был так ярок, что публике были прекрасно видны волоски на его ногах. Несмотря на столь смешные детали вид его был столь внушителен, что у горожан, волею судьбы оказавшихся в тот момент на проспекте, сразу сбегала улыбка, и они жались к стенам древних домов. Зеленоватое лицо Нерона было хмуро, как никогда. Он молчал. Никто не услышал в тот день от него ни забористых стихов, ни бойких дифирамбов, ни вакхических песен. Он проскакал, не останавливаясь, вдоль длинной анфилады чёрных зданий и свернул в тесный тёмный проулок, ещё не охваченный пламенем. Тут его следы на время потерялись.
Это была проба пера.
Ещё вчера, скажу я вам, престранная дамочка бродила у роскошной чугунной решётки Калабатьевского особняка, где в своё время великий вождь взывал с английского танка, а другой – ещё более великий вождь – в чужое время творил заговоры и козни. Дамочка была как будто молода, хотя скорее старовата, красива, если не уродлива. Она имела бы вид абсолютно здоровой женщины, если бы не забинтованная по локоть рука и страстные круги под глазами, по моде начала прошлого века. Двумя руками она везла тяжёлую женскую коляску, из которой доносилось чьё-то весёлое, довольное похрюкивание. Манеры её не свидетельствовали о чрезмерной самоуверенности, она всё время заговорчески оглядывалась, поёживалась, резко бросала ручку коляски с любимым, по всей видимости, чадом. На руки не брала, вероятно, по наущению доктора Спока. Впрочем иногда она выволакивала из довольно объёмистой театральной сумы шампанскую бутыль с белой, пахнущей брагой жидкостью и погружала её в полость коляски, откуда сразу начинало доносится довольное громкое чавканье. Место, выбранное ей для своих прогулок, не говорило ни о хорошем вкусе прогульщицы, ни о её благородных намерениях. Вообще-то говоря, это была строго охраняемая зона и одинокие матери здесь, как правило, не появлялись, предпочитая голое, продуваемое всеми ветрами место, паркам и скверам, каких в Патерстоне благодаря гулякам-царям было пруд пруди. В Калабатьевском здании сидел губернатор Темнюг с кучей важных сановников, его надо было охранять, посему к дамочке пару раз подходили, но инспектора ничего странного в дамочке и её чаде не обнаружили, и в конце концов переключили своё внимание на более важные объекты.
Губернатор приезжал по утрам, и его ждали. Впрочем, он приезжал всегда не так уж рано, чтобы не травмировать психику уже отвыкших от регулярного труда чиновников. Часов десять – вот лучшее время появления губернатора. К тому времени солнце уже встало, а лучшие червяки ранними мелкими птахами ещё не выловлены.
На этом дело не кончилось.
Вечером Нерон и Кропоткин по старой традиции затеяли дурацкую репетицию погорелого театра. Их звонкие голоса неслись из всех углов:
- Жизнь продолжается (сборник) - Александр Махнёв - Русская современная проза
- Наедине с собой (сборник) - Юрий Горюнов - Русская современная проза
- Зеленый луч - Коллектив авторов - Русская современная проза
- Зайнаб (сборник) - Гаджимурад Гасанов - Русская современная проза
- Разбитый калейдоскоп. Современная версия «На дне» - Владимир Козлов - Русская современная проза
- Мне снился сон… - Ирина Глебова - Русская современная проза
- Посланник Смерти - Александр Павлюков - Русская современная проза
- О прожитом с иронией. Часть I (сборник) - Александр Махнёв - Русская современная проза
- Боль Веры - Александра Кириллова - Русская современная проза
- Прямой эфир (сборник) - Коллектив авторов - Русская современная проза